Читать интересную книгу "В джунглях Москвы. Роман - Пётр Фёдорович Алёшкин"

и вскрик Алеши.

– Прокол!

Володин сразу тормознул, слетел с велосипеда, сунул его Лазареву и крикнул:

– Гони!

Четверка гонщиков удалялась от них стремительно. Теперь французам можно уходить. Если хоть один из советских отстанет на сорок секунд, на время, на которое отстают французы, то командный зачет за французской командой. Алеша вскочил в седло Аркашиного велосипеда и кинулся догонять. Раскачивался, гнал, стоя на педалях. Настиг возле города.

А к Володину подскочила советская «техничка». Пухначев вылетел с запасным колесом. Менял, а Аркадий, дрожа от возбуждения, смотрел, как Алеша пытается настичь беглецов, лихорадочно думал: «Он достанет, а я не успею!» Глянул назад. Гонщиков не видно. Готово. Вскочил в седло Володин.

– Ты должен догнать! Должен! – хрипло крикнул вслед ему Шадров.

Пухначев прыгнул в машину. Их обогнал мотоциклист-информатор. На спине его доска с номерами гонщиков, ушедших вперед, и время, на которое они опережают караван.

– Смотри! – воскликнул Пухначев. – Почти на три минуты ушли! Первое место у Лазарева!!

– Сплюнь! – нервно буркнул Шадров. – С ним двое французов… Личное возьмем, а командное упустим. Для меня в тысячу раз важнее командное…

– Да-а… Секунд двадцать потерял Аркаша, – горестно вздохнул Пухначев.

– А в запасе сорок… Наверстай теперь в одиночку. Последние растеряет! Уйдут французы еще на двадцать секунд, и прощай…

– Наверстает, должен наверстать…

– Был бы Аркаша помоложе.

– Ему еще двадцать шесть.

– Не еще, а уже.

– Ты-то в двадцать семь олимпийским чемпионом стал, – напомнил Шадрову Пухначев.

– Времена были другие… Двадцать шесть сейчас – дремучий старик… Думаю, Аркаша это сам понимает.

Замелькали меж деревьев одноэтажные домики города. Болельщики группами вдоль улиц потянулись.

– Аркаша! – высунулся Шадров из машины. – Прибавь!

Перекресток. Площадь. Поворот на главную улицу. Болельщики стеной. Телекамера видна. На площади брусчатка. Володин хотел проскочить поворот, не сбавляя скорости, но поскользнулся на брусчатке и загремел с велосипедом набок. Ахнули болельщики. Схватился за голову Шадров, а Пухначев вдруг вскочил на сиденье еще не остановившейся «технички», легко перемахнул через лобовое стекло машины на капот, оттолкнулся, прыгнул, опустился рядом с лежащим Володиным, поднял рывком его вместе с велосипедом и толкнул. Аркадий привстал на педали, рванулся… Все это произошло в одно мгновение.

Потом были поздравления, пьедестал, гимн Советского Союза дважды – в честь команды и в честь Алеши, круг почета с лавровыми венками. Только механик Юрий Михайлович Пухначев ничего этого не видел. Он повез велосипеды в ангар: чистить, проверять, подкручивать, подклеивать. Завтра отправляться в Италию, на очередную гонку. Велосипеды должны быть в порядке.

А поздно вечером к нему в номер ворвался Алеша с только что вышедшей газетой.

– Юрий Михайлович, смотрите! – крикнул он, тыча пальцем в снимок и заголовок на французском языке: – «Русский механик выигрывает гонку!» Мы ведь всего на шесть секунд опередили французов. Если бы не вы!..

Пухначев умылся только что, стоял усталый с полотенцем на плече. Быстро вытер руки и схватил газету. На щеках у него и на подбородке блестели капли воды. Глянул на заголовок, на снимок. На нем был схвачен момент, когда он оттолкнулся от капота и парил в воздухе, устремленный к лежащему на брусчатке гонщику.

– Понимаешь, там… – заговорил Юрий Михайлович, медленно вытирая рукой мокрый подбородок, и Алеша понял, что он имеет в виду альбомы с вырезками газет, – там ни слова обо мне не было…

2

Григорий Александрович, друг директора Льва Борисовича, снова явился в ресторан. Палубин заметил его, когда он входил в зал в сопровождении двух молодых людей, державшихся чуть позади его, входил неторопливо, как князь в свою дальнюю вотчину, в которой не часто приходится бывать, входил с доброжелательной улыбкой, уверенный в высоком приеме. Роман похолодел, вспомнив свое унижение, стал молить, чтоб сел он не за его стол. Костик тоже увидел Григория Александровича, подлетел к нему, сгибаясь в полупоклоне, и повел к своему столу. Роман вытер лоб салфеткой, но не покинуло его неприятное чувство от того, что Григорий Александрович в зале и, возможно, следит за ним.

Было только начало вечера, седьмой час. В зале тихо. Музыканты еще не пришли. Половина столов пустовала. На них таблички: «Заказано». Воздух пока свеж, прозрачен, не висит пока дымная пелена. Тихий шелест разговора стелется меж столов. Направляясь за салатами, Роман столкнулся в коридоре со Львом Борисовичем. Он быстро шел навстречу не обычной своей важной походкой, а какой-то подобострастной. Лицо его, как отметил Роман, приготовилось улыбаться. Григорий Александрович позвал, понял Палубин и вспомнил, как Костя говорил, что они давние друзья, и подумал: «К другу так не идут!»

Лев Борисович разговаривал с Григорием Александровичем недолго, поднялся, отыскал глазами Палубина, кивнул легонько на вход в служебное помещение, чтоб, мол, следовал за ним, и двинулся туда. Роман шел, проклиная то мгновение, когда он решился обсчитать этого жлоба. За два месяца потом какую бы сумму он ни называл посетителям ресторана, никто ни разу не пытался усомниться в его подсчете, ни одного нарекания не было. Из-за трешки поганой столько переживаний. Роман готов был тридцать своих отдать, лишь бы оставил в покое. В кабинете своем Лев Борисович остановился посреди, оглянулся и похлопал Палубина по спине легонько.

– Считай, Роман, тебе повезло…

Такой фамильярности со стороны важного Льва Борисовича по отношению к себе Палубин не помнил и растерялся. Готовился он к неприятному разговору, готовился оправдываться.

– Ты знаешь, кому ты квартирой обязан? – спросил, улыбаясь, Лев Борисович.

– Борис устроил.. а как… – пожал плечами Роман.

– Борис, – перебил, засмеявшись, директор. – Борис пешка… Что он может? В исполком звонил сам Леонид Семенович, позвонил, и там ответили: есть!.. Сегодня ты с ним познакомишься…

Кто такой Леонид Семенович, Роман не знал. Но имя это было почему-то знакомо. Где-то он его слышал. Костик, что ли, называл? Нет, не Костик. Вспомнил Роман, как на берегу Истры пристали к ним хулиганы, и когда Борис произнес это имя, говорливый сразу присмирел. А может быть, это совсем не тот Леонид Семенович? Мало ли в Москве Леонидов Семеновичей? Спрашивать у директора, кто такой Леонид Семенович, не решился. Стоял, слушал.

– Он заказ сделал… Сейчас подберут продукты, отвезешь ему на дачу… Это недалеко. Тебя отвезут и привезут. На работу возвращаться не надо… Об одном прошу, будь покладистым! Леонид Семенович со странностями, с чудачествами некоторыми… Постарайся понравиться ему. Попросит что, не отказывай. Будь покладистым! От него судьба твоя зависит…

– А как же? – кивнул Роман в сторону зала. – Я заказ принял.

– Не беспокойся, – снова перебил Лев Борисович. – Передай Косте.

3

Дача Леонида Семеновича стояла на берегу большого озера, на невысоком пригорочке среди хвойных деревьев. Черная «Волга» въехала в ворота и остановилась возле большого бревенчатого дома с мансардой в три окна, с широким балконом. Перила выкрашены в белый цвет, так же, как и широкие, с резными узорами наличники на окнах. Карниз тоже украшен резьбой. Под самыми окнами, в двух метрах внизу, плескались, хлопали о берег волны. Но большая часть уходящего вдаль озера еще покрыта льдом. Сосны шумели, покачивались, поскрипывали тревожно. Еще один домишко стоял чуть поодаль на берегу. Одной стороной он навис над водой, стоял на бетонных сваях. Волны хлюпали под ним. От двери домика деревянный настил убегал метров на пять в озеро. Труба над домиком курилась легонько. «Неужели это банька такая!» – позавидовал Роман.

Он вместе с водителем вытащил из машины хорошо упакованные продукты, и они понесли их в дом. Водитель шел впереди уверенно. Видно было, что он неоднократно приезжал сюда.

Леонид Семенович встретил их в комнате, помог внести коробки. Потом пожал руку Роману, назвал себя. Был он невысокий, плотный, крепкий, с поседевшими курчавыми волосами, одет в джинсы и светлую сорочку с короткими рукавами. Руки в седых густых волосах, даже на пальцах с тыльной стороны пучками седая поросль. Роман, пожимая руку, вспомнил поговорку о волосатой руке, которую неплохо иметь для удачи в делах. Леонид Семенович был улыбчив, прост,